ФАЛЬШИВЫЕ БАНКОВЫЕ БИЛЕТЫ

Одной из опасностей, угрожавшей в начале войны, было появление банковых билетов государственного казначейства. Их было очень легко подделать, и вполне естественно, что люди не умея отличить фальшивки, теряли доверие к кредиткам и даже отказывались принимать настоящие деньги. Первые казначейские боны были напечатаны черным на белой бумаге и ничем не отличались от лучшего сорта бумаги машинного производства, кроме своих водяных знаков. Билеты же, впускаемые английским государственным банком, печатались на особой бумаге ручного производства в собственной типографии государственного банка; это была бумага самого лучшего качества: каждый банковый билет имел водяные знаки вокруг зубчатого краешка, Несмотря на это, в музее Скотланд-Ярда хранятся целыми дюжинами образчики фальшивых кредиток, государственного банка Англии; правда, эти фальшивки сделаны оченъ грубо, но невнимательного кассира они все же могли обмануть.
Я неоднократно указывал государственному казначейству на соблазн, представляемый для фальшивомонетчиков этими «брэдбэри» (так назывались боны, подписанные рукой сэра Джона Брэдбэри), но они были выпущены в большом количестве, и я не мог привести в крепление моих возражений ни одного случая подделки. Единственно, чего мне удалось добиться от этого высокого учреждения,— это тщательного просмотра рисунка на бонах, когда запас будет исчерпан.
В первые месяцы войны все шло хорошо. Мелкие овцы охотно принимали казначейские боны взамен серебряной монеты для уплаты за мелкие покупки. Но однажды, в ненастный вечер января 1915 г., меня посетил чиновник государственного казначейства и уведомил меня о подделках бон, производимых в крупном масштабе. Он показал образчик фальшивых бон, и — признаюсь,— когда они лежали на моем столе рядом с настоящими, я не мог отличить настоящие боны от фальшивых. Я посмотрел одну из них на свет: водяные знаки на ней были. Мой посетитель сказал мне, что до пор в казначейство не поступали жалобы, что все фальшивые боны доставлялись банками, принимавшими настоящие ценности, и что все они помечены серией «Г». Это были купюры в 1 фунт и в 10 шиллингов; он сообщил мне также, что все они пущены в оборот в Лондоне и что теперь будут приняты срочные меры для напечатания новых казначейских бон на цветном фоне, который, по мнению комиссии специалистов-печатников, нельзя было подделать. Пока же он просил меня сделать все от меня зависящее, чтобы арестовать фальшивомонетчиков и их сообщников.
Трудно было обсуждать спокойно этот вопрос в первые дни 1915 г., когда германские войска находились еще так близко от Парижа и когда весы военного счастья склонялись в их пользу. Мой собеседник сказал мне: «Если доверие публики к казначейским билетам будет подорвано, бог знает, что с нами случится: это будет моральный удар для общества. Невидимому, билеты эти все принадлежат людям, которые меньше всего в состоянии терять столько денег».
Я не мог сказать ему ничего утешительного. В городе, насчитывающем 8 млн. жителей, не может быть и речи о том, чтобы прямо явиться в подозреваемый дом и там захватить пресс, печатающий боны. Эти подделки, наверное, были делом рук искусного мастера, располагавшего типографскими машинами и прессами, а люди, покупавшие кредитки и пускавшие их в оборот, должны были держаться в стороне от него. Арестовать последних без главного фальшивомонетчика было бы неблагоразумно, так как подделка все , равно продолжалась бы. Кроме того, было опасно при царившем в то время общем настроений терять время на длинное и утомительное следствие, так как паника непременно овладела бы публикой, лишь только она узнала бы, что в обороте были фальшивые деньги. Друг мой сказал мне, что в банке уже инкассированы эти фальшивые билеты на сумму более 60 тыс. фунтов я что в итоге число их составляло цифру еще более крупную. Он заявил, что государственное казначейство не будет скупиться на необходимые расходы для следствия и предоставляет мне полную свободу действий.
Экспертом по подделкам был в то время самый старый главный инспектор — старшина группы главных инспекторов, которую газеты называли «большая пятерка»,— человек с седыми волосами и изящными манерами. Как только чиновник из государственного казначейства ушел, я пригласил инспектора к себе и, показав ему фальшивки, поручил вести это дело, попросив держать меня в курсе всего хода следствия. Он подумал немного и сказал:
- Я не удивился бы, если б оказалось, что в этом замешан Эллиот. Он недавно вышел из тюрьмы и нанял небольшую контору недалеко от Ковентри-стрит. Вы ведь помните, сэр, что он был в последний раз осужден за подделку банковых билетов.
— Хорошо, следите за Эллиотом и не скупитесь на награды за каждую информацию.
Через сутки мой старый инспектор Фаулер пришел с очень важными новостями. Он нашел бывшего арестанта Эллиота в маленькой конторе под вывеской «Рекомендательная контора», открывавшейся только к вечеру и развивавшей в такой поздний час необычайную деятельность. Люди, являвшиеся туда по вечерам целой толпой, принадлежали к разным национальностям.
- Среди выходящих оттуда я заметил человека, которого мы можем использовать в качестве осведомителя,— сказал Фаулер.— Он серб по национальности и хорошо - понимает, что если он откажется выполнять мои распоряжения, его вышлют и заставят служить в сербской армии, что, разумеется, ему совсем не улыбается. Он живет в Лондоне уже много лет: и занимается всякими темными делишками. Это чудо, что ему удалось до сих пор укрываться от полиции- Но в этом деле, я не сомневаюсь, он будет играть со мной в чистую.
На следующий день Фаулер пришел ко мне с новыми подробностями. Его серб очень ловко нащупал почву у Эллиота относительно возможности дешево покупать банковые билеты, Эллиот сказал ему, что узнает это у своих друзей. На следующий день Эллиот сообщил ему, что он может достать пачку банковых билетов за половину их действительной стоимости, но для этого необходимо, чтобы он, Эллиот, был вполне уверен, что «товар будет чисто размещен». Серб с самым наивным .видом стал советоваться относительно способов размещения кредиток со своим опытным другом, и Эллиот Жму ответил: «Ну, я вижу, что вы новичок в этой игре. Я пойду вместе с вами в первый вечер и покажу вам, как надо действовать».
Наш серб установил к тому же весьма важный пункт. Эллиот не был в состоянии получить новые банковые билеты до следующей пятницы.
Мы располагали теперь новыми данными. Эллиот доставал свой запас фальшивок по пятницам, сбывал их своим клиентам по субботам. Два детектива, которых он раньше никогда не видал, получили задание следить за ним в следующую пятницу. Эллиот вышел из дома в полдень, чтобы позавтракать, уплатил по счету в ресторане и отправился пешком в писчебумажный магазин, где купил два больших листа бумаги машинного производства. До этого момента он, невидимому, ничего не подозревал. Выйдя из магазина, он подозвал такси. Один из наших агентов записал номер такси, а сам вскочил в другое. Другой детектив вошел в магазин и потребовал тот же сорт бумаги, какой только что был продан Эллиоту. Погоня за такси продолжалась недолго. Эллиот остановился на углу улицы, а наш агент продолжал ехать дальше, так как если бы он в тот же момент остановился, он раскрыл бы свои карты; но он посмотрел в заднее стекло такси и увидел, что Эллиот, уплатив шоферу, направился пешком со своим свертком в руках в переулок, пересекавший улицу. Сыщик не пошел за ним, но в тот же день вернулся в этот переулок и обошел все дома по соседству в надежде отыскать там типографа, однако, поиски его были тщетны.
Мы сравнили купленный образец бумаги с одной из фальшивых кредиток. Он был с ней совершенно схож как по материалу, из которого был сделан, так и по цвету, но на нем не было водяных знаков. Надо, впрочем, сказать, что качество этой бумаги нисколько- не уступало бумаге настоящих банковых билетов. После этого эпизода наступило затишье.
Два дня спустя ко мне явился мой приятель из государственного казначейства с еще более удрученным видом, чем прежде, и сообщил, что распространение фальшивых кредиток продолжается усиленными темпами. Сумма их уже превысила 100 тыс. фунтов стерлингов, и они ежедневно притекали из разных банков. Я рассказал ему, чего нам удалось добиться, и просил его запастись терпением.
— Почему же вы не арестуете Эллиота? — спросил он меня.
— Конечно, мы могли бы задержать его в любой момент, но пока не прекратится деятельность типографа, всегда найдутся люди, которые будут сбывать фальшивые кредитки. Мы очутимся тогда еще в худшем положении, так как все газеты непременно напечатают сообщение об аресте Эллиота и публика окончательно потеряет всякое доверие к бонам государственного казначейства.
Как-то вечером серб пришел к нам с важным сообщением. Эллиот обещал передать ему свежую пачку банковых билетов в следующую субботу утром.
— Теперь,— сказал ему Фаулер,— вы должны постараться разузнать, откуда он достает эти кредитки. Мы вас уполномочиваем играть в карты, конечно, на наш счет, с людьми, которые у него собираются, и во время этой игры как следует следите за вашими партнерами.
Через три дня серб принес нам на самом деле чрезвычайно важные новости. Он играл в карты у Эллиота накануне вечером, в пятницу. Гости непрерывно заходили туда, проигрывали свои ставки и уступали свое место другим. Уже поздно вечером туда зашел молодой человек и сел за карточный стол. В его наружности не было ничего такого, что могло бы возбудить подозрение, однако серб заметил две вещи: он уплачивал за свой проигрыш серебряной монетой, и пальцы его были черные, точно запачканные типографскими чернилами. Как только молодой человек ушел, наш серб сказал Эллиоту:
— Я помню этого парня, он служил в вашей конторе в Лестерсквере.
— Нет, вы ошибаетесь.
— Уверяю вас,— настаивал серб,— я редко забываю лица. Я готов держать пари, что он был вашим служащим. Я помню даже его имя — его зовут Браун. ' .
— Не держите пари, вы проиграете. Он никогда не :.был служащим и зовут его Вильяме.
Это уже было некоторое указание, хотя и довольно . неопределенное. Во все участки была разослана повестка с требованием указать адрес типографа, носящего фамилию Вильяме. Ответ пришел к нам из полицейского участка одного из северных кварталов Лондона. На одной из маленьких пустынных улиц, на калитке дома была надпись, наполовину стертая, на которой можно было прочесть: «Вильяме, типограф», но, на столько было известно, в этом помещении никто не прожинал. Этого было достаточно. Мы получили сообщение; во вторник в два часа пополудни. В 2 часа 45 мин. главный инспектор Фаулер проходил медленным шагом по означенной улице. Он не останавливался, но опытный взор его успел заметить несколько весьма важных пунктов.
1. Хотя буквы на калитке, которая вела в маленькое помещение, похожее на конюшню, были почти неразборчивы — настолько они были древни,— но на краске были следы, которые мог оставить только тот, кто старался открыть калитку.
2. Напротив ворот было окно с вывешенной на нем1 карточкой, на которой была надпись: «Сдаются квартиры». Карточка была снята в тот же вечер, так как час спустя хозяйке дома был нанесен визит тремя «господами из Ливерпуля», которые объявили, что приехали в Лондон по делам на несколько дней. Они вели поистине весьма странный для деловых людей образ жизни. Они никогда не выходили из дома, и один из них постоянно стоял у окна, наблюдая за тем, кто ходит по улице; даже в часы обеда и ужина они сменялись между собой на этом наблюдательном посту. Эти таинственные жильцы должны были впоследствии доставить своей хозяйке еще больший сюрприз.
Эти трое «господ из Ливерпуля» были, разумеется, главный инспектор Фаулер и двое его сотрудников. Из своего окна они наблюдали за домом напротив. Квартиры в нем не были заняты. От калитки мощеная дорожка вела к своего рода своду, высеченному в самой стене дома. Наблюдателям не было видно, что делается за этим сводом.
Первые два дня своих наблюдений они могли поклясться в том, что никто не приходил в калитку, но в пятницу утром какой-то молодой человек завернул в улицу и отпер калитку, скрывшись за ней. В полдень показалась молодая девушка с маленькой корзинкой в руках и остановилась перед решеткой. Это была очень тоненькая брюнетка, и наши агенты, решили, что она была сестрой молодого человека.
Она запела — не потому, что ей было, весело, да и пела она очень плохо, но, как решили наблюдатели, для того чтобы сообщить о своем присутствии брату. Калитка приоткрылась, и девушка передала туда корзинку. Инспекторы увидели какого-то человека без пиджака,
В одной жилетке, который унес корзинку под свод и исчез. Очевидно, в этой корзинке ему принесли обед. Молодая девушка ушла в том же направлении, откуда пришла, не заметив, что за ней пошел один из наших инспекторов. Он хотел узнать, где она живет, и записать ее адрес. Поздно вечером вышел из дома и молодой человек, запер калитку на замок и последовал в том же направлении, что и молодая девушка.
Наступила суббота. Если Фаулер рассчитал верно, то Эллиот должен был появиться перед калиткой в течение этого дня. В продолжении долгих часов агенты ждали напрасно. Вдруг около семи часов вечера по улице раздались тяжелые шаги. Какой-то человек остановился у калитки и постучал три раза. Калитка открылась ровно на столько, чтобы он мог пройти. Свет, падавший от фонарей, был очень слаб, но Фаулер узнал походку Эллиота и решил, что наступило время действовать.
— Пора,— сказал он.— Встанем у калитки и схватим его за шиворот, как только он выйдет оттуда с товаром.
Эта тихая улица никогда еще не была ареной такой шумной сцены, как та, которая затем произошла. Эллиот корчился, как угорь, в руках сыщиков, испуская крики дикого зверя, но вовсе не от волнения, а главное для того, чтобы предупредить своего сообщника; в то же время банковые билеты сыпались пачками из его карманов и разлетались по всей улице. Его вопли всполошили соседей. Встревоженные лица показались во всех окнах; мужчины и юноши сбежались отовсюду, полагая, что кого-то убивают.
Металлический звон ручных кандалов подействовал успокаивающе на Эллиота. Он понял, что попался и что бесполезно шуметь. Пока один из детективов собирал разлетевшиеся кредитки на мостовой, второй перепрыгнул через калитку и бросился под свод. Он подошел к маленькой кирпичной конюшне, в окне которой мерцал огонек. Он взломал дверь и увидел среди большого количества машин молодого человека без пиджака, вертевшего рукоятку пресса. Молодой человек обернулся и на слова .агента: «Я представитель полиции», свалился на пол без чувств. Как только он пришел в себя, он назвал себя действительно Вильямсом и дал свой адрес — как раз тот, куда агент проводил молодую девушку. Его отвели в участок, где уже находился Эллиот, но им не дали ни времени, ни возможности общаться между собой.
На другое утро был произведен тщательный обыск в конюшне. В пыльном сарае сыщики нашли большое количество литографских плит, в которых признали как раз те, которые служили для изготовления фальшивых почтовых марок Лоудена, Это было уже почти забытое преступление, виновник которого так и не был открыт. Было установлено, что помещение нанимал отец молодого человека, опытный печатник, который являлся владельцем всего материала и изобретателем весьма сложной машины для производства водяных знаков, устройство которой я считаю излишним здесь описывать. Он был более виновен, чем его сын. Его также арестовали и судили вместе с его сыном и Эллиотом в окружном суде.
Всех трех признали виновными.