Вредители и враги народа

[interceptor]

Вот мы и вернулись к теме кризиса...

И самое обидное-не знаешь куда деньги вложить.

Ни в золото, ни в недвижимость...

Может действительно на всё сахар, соль и водку закупить?

А вот на днях , Уважаемый СI-КР , давал наколочку по размещению капитала style_emoticons/default/smile1.gifstyle_emoticons/default/smile20.gif

[interceptor]

"Сказка была очень добрая и в конце сказки Добро победило даже Разум"

http://pics.utro.ru/utro_photos/2007/10/22/701big.jpg

Правительство заморозит цены на продукты

utro.ru

[MaZik]

Так, правительственные чиновники пообещали в ближайшее время снизить импортные пошлины на молоко и молочные продукты.

Чем полностью убьют и так дохлое народное хозяйство... Контрольный выстрел...

 

 

 

interceptor, Про наколочку то я понял, не в танке же... НО! Я не сторонник на данном этапе вкладываться в ценные бумаги не по причине того, что не знаю в какие. Догадываюсь. Но на данный момент я категарически не желаю связываться с ПИФами и другими финансовыми конторами. Недоверяю.

[john644]

Напряженными  остаются  и отношения России со многими странами, как в ближнем,  так  и  в  дальнем  зарубежье. Напряженность - именно этим словом лучше  всего  можно  охарактеризовать  внешние  отношения  страны  в момент завершения  второго  президентского срока Путина. Трубопроводная дипломатия Кремля, его стремление использовать торговлю энергоресурсами для достижения политических  выгод настроили большую часть ближайших соседей России против нее.

 

      Украина,  Грузия,  Азербайджан,  Армения,  Молдавия и даже Белоруссия получают  угрозы  оказаться  отрезанными  от  поставок  топлива,  им грозят повышением цен на энергоресурсы. При этом Россия ставит данные страны перед жестким  выбором,  а  это  лишь усиливает центробежные тенденции со стороны российских  соседей,  многие  из  которых  стремятся  к  сближению с НАТО и Европейским Союзом, чтобы получить гарантии защиты от усиливающейся Москвы.

 

      Да  и  за  пределами  ближнего  зарубежья  российские  позиции  тоже ухудшаются.  Российское  бряцание  ракетами  в  ответ  на  планы  США  по развертыванию  компонентов ПРО в Европе мало кого остановило по обе стороны Атлантики. Эта агрессивность лишь усилила трансатлантическую солидарность.

 

      Тот  же самый эффект российская политика произвела и в Европе, где ее ракетные  угрозы  вкупе  с  трубопроводной  дипломатией  помогли преодолеть разногласия  между 'старой' и 'новой' Европой и привели к тому, что ЕС стал более внимательно и осторожно относиться к действиям Москвы.

 

      Тот  факт, что отличающийся своим спокойствием и бесцветностью саммит Россия-ЕС  в  мае  2007  года  завершился открытым разладом между Путиным и лидерами Евросоюза, говорит сам за себя.

 

      Сегодня  все  выглядит  прекрасно,  но  преемник  Путина - он сам или кто-то еще - унаследует массу проблем во внутренней и внешней политике, для решения которых придется делать трудный выбор.

Юджин Румер - научный сотрудник Института национальных стратегических

исследований (Institute for National Strategic Studies) Университета национальной обороны (National Defense University). Его статья "Russian Foreign Policy Beyond Putin" (Российская внешняя политика после Путина) недавно опубликована лондонским Международным институтом стратегических исследований (International Institute for Strategic Studies). Здесь изложены его личные взгляды. Перевод

 

 

[Теоретик]

От себя: а кем вы думали пополнять бюджет, сойдя с "сырьевой иглы"?

+

«Русский репортер» №21(21) / 25 октября 2007

 

Ктo снимает сливки? [ 1 ]

Михаил Романов, Руслан Хестанов, Ольга Цыбульская, Владимир Шпак

 

Кто выиграл и кто проиграл от недавнего повышения цен на продукты питания? Почему столь резко изменилась рыночная конъюнктура? Чтобы ответить на эти вопросы, корреспонденты «РР» не только опросили экспертов, но и проследили всю цепочку ценообразования от производителя до продавца одного из ключевых продуктов потребительской корзины — молока

 

 

 

Директор ЗАО «Можайский» Василий Михайлович Кошкин возглавил хозяйство 12 лет назад, а до этого был здесь агрономом и отлично помнит, каких масштабов совхоз достигал при коммунистах. Помимо бескрайних посевных площадей «Можайский» объединял 11 ферм — в сумме 2200 голов дойного стада и 2,5 тыс. голов «шлейфа» (молодняка). В совхозе работало 600 человек. Сейчас на двух фермах 1650 голов, из них 800 — дойные коровы, но и работников почти в шесть раз меньше — 105 человек. Но, как ни странно, хозяйство сегодня существенно эффективнее: производительность труда выше, чем в советские времена, и это позволяет работать хоть со скромной, но прибылью.

 

Эти деньги идут в основном на ремонт. В последний раз ремонтировали ферму «Терновская». Василий Михайлович охотно объясняет суть своих революционных инвестиций: «Постелил на пол резиновые коврики — теперь лет пять-шесть могу не менять доски, а так прогнивали за полгода. Главное же, поставил световой фонарь — купол, в котором открываются створки, — там есть специальные тросики и лебедка. Теперь есть и свет, и вентиляция. Так, как раньше, не пахнет».

 

У ног директора стоит маленький обогреватель: в Можайске отключили горячую воду. Как только включилось отопление, случилась авария. В холодном офисе спартанская обстановка: на сейфе — полированная тумбочка 70−х годов, остальная мебель тоже явно помнит совхозные времена. В маленьком двухэтажном строении пахнет сыростью.

 

В «Можайском» цены росли так: в начале года молоко сдавали по 6,50–7 рублей за литр, три месяца назад — по 10 руб­лей, сейчас — по 12 рублей 50 копеек. Более чем в два раза за девять месяцев! Феноменальная удача для производителя.

 

— Это 100 тыс. живых денег! — радуется Кошкин. — Ведь мы надаиваем в день по 800 тонн молока. Больше в районе никто не сдает.

 

А ведь радость директора ЗАО «Можайский» вполне могла оказаться преждевременной: одной из первых идей по поводу борьбы с инфляцией, пришедшая в головы чиновников, была идея административной фиксации цен для производителей. Как объясняет Владимир Лабинов, исполнительный директор Российского союза предприятий молочной отрасли, в таком случае в дураках, как всегда, осталось бы село и сельские жители:

 

— Городские вновь хотят решить свои проблемы за счет села. Мне эта ситуация напоминает отношения пациента и врача. Пациент только-только начинает выздоравливать, а врачи из правительства собственными руками душат его подуш­кой. Сейчас конъюнктура в молочной отрасли как никогда благоприятна: впервые за все постсоветское время цены на рынке сырого молока дают возможность обеспечить рентабельное ведение молочного животноводства практически на всей территории России. Так что принятие как на федеральном, так и на региональном уровне мер, направленных на ограничение отпускных цен для производителей молочной продукции, нежелательно, потому что это неизбежно приведет к снижению цен на сырое молоко, а пострадают, как всегда, простые крестьяне.

 

Кто сегодня в России вообще производит молоко? Министерство сельского хозяйства выделяет три категории производителей: крупные сельхозорганизации вроде ЗАО «Можайский», личные хозяйства и фермерские, то есть официально зарегистрированные как таковые. Так вот, крупные сельхозпроизводители сдали в текущем году, по данным министерства, почти столько же молока, сколько личные хозяйства (см. рис. 2). Фермеры же произвели молока в 13–14 раз меньше.

 

Данные Минсельхоза раскрывают главный дефект в структуре производства молока: самая большая его доля приходится на мелких частников, заведомо обреченных на низкую производительность труда. Социальная и технологическая революция, которую пережило сельское хозяйство развитых стран в 60–70−е годы прошлого века, позволила им избавиться в первую очередь именно от таких «маргинальных» производителей. Ведь они настолько разрозненны, что не способны к консолидации и утверждению своих интересов на рынке, а их низкая капитализация никогда не позволит им совершенствовать технологию производства. Да и инвестирование в такие хозяйства оказывается довольно бессмысленным. Именно потому, что у нас в структуре производства доминируют личные хозяйства, российское село по-прежнему остается архаичным.

 

 

За счет повышения цен на молоко ЗАО «Можайский» отремонтировало фермы

 

Получается, «давить» производителя фиксированными ценами не только экономически нецелесообразно, но и бесчеловечно: ведь не производители же, в самом деле, спровоцировали резкий рост цен — на селе и небольшой прибыли рады. Так может, цены накручивают те, кто занимается скупкой продукции у производителей?

 

Мелкие личные хозяйства, которые продают молоко просто для того, чтобы его не выбрасывать, действительно попадают под прессинг многочисленных мелких и малоэффективных перекупщиков. По нашим данным, в Ульяновской области молоко скупается по цене 4–5 рублей за литр. Но на более крупном производителе так паразитировать невозможно. «Можайский» свое молоко сдает не прямо на завод, где делают «Можайское» молоко в бутылках, а посреднику — ЗАО «ПАМРОСТ», который везет молоко в Москву. Никаких претензий к перекупщику у Кошкина нет. Почем «ПАМРОСТ» продает его молоко крупным московским заводам, он прекрасно знает: по 14–15 рублей за литр. При этом предварительно его охлаждает, очищает и отправляет покупателю на своем транспорте. Посреднический навар — полтора-два рубля за литр «грязными», или 16%. Много это или мало? В наших условиях, когда нет ни хороших дорог, ни инфраструктуры для хранения, такая наценка выглядит вполне обоснованной. И вряд ли у таких посредников будет какая-то сверхприбыль.

 

Василия Кошкина «ПАМРОСТ» вполне устраивает, хотя он мог бы продавать свои 800 тонн хоть «Вимм-Билль-Данну», хоть «Данону»: с предложением заключить договор на поставку к нему заходили и те и другие.

 

— Обещали брать первое время по 14 рублей за литр, но я отказался.

 

— А почему, ведь так спокойнее?

 

— Да посадят потом на 10 рублей за литр, и никуда уже не денешься.

 

В прошлом году в «Можайском» надоили 5139 тонн, в этом — 5200 тонн. Но в нынешнем году все молоко подчистую идет в Москву, а в прошлом, рассказывает Василий Михайлович, девать его было некуда — не брали: вся Мос­к­ва сидела на порошковом молоке.

 

— Почему не брали?!

 

— Импорта хватало. А в этом году импорт подскочил с 28–30 рублей за литр до 140–150 рублей. Ведь Евросоюз отменил дотации своим фермерам. Плюс еще пошлины на импорт… Наше брать стало выгоднее, хоть в нем и белка меньше.

 

Так вот она, точка, где цена реагирует на рыночную конъюнктуру: оказывается, натуральное отечественное молоко конкурирует с импортным порошковым, но с большим содержанием белка.

 

— Ну а белок-то тут причем?

 

— Крупным заводам надо, чтобы белок был как можно выше, а у нашего молока он низкий, а жирность, наоборот, высокая. Чтобы повысить белок, надо селекцию в этом направлении проводить, мы этим занимаемся. Но за год такие вопросы не решаются.

 

— Может, надо иностранных коров покупать?

 

— Да был я тут на ферме, где хозяин американец, а коровы голландские, — рассказывает Василий Михайлович. — Они в первый год молока больше дают, чем наши, даже при нормальном уходе. Но вы бы их видели! Ребра торчат — как идет и не падает, бедная, непонятно!

 

— Может, их кормят плохо?

 

— Да что вы! Там и уход, и корма по последнему слову техники! Просто им климат наш не подходит. Через год 40% иностранного скота годится только на мясо.

 

Про белок в молоке подробно и доходчиво мне объяснила директор «ПАМРОСТа» Татьяна Алексейчук. На своем небольшом заводе она не только очищает молоко для монстров молочного производства, но и делает собственные пастеризованное молоко, сметану, творог, сливки и масло.

 

 

Одно из слабых мест молочной индустрии — транспортная инфраструктура

 

— Раньше, — говорит Татьяна, — индикатором цены на молоко был жир. Чем жирнее, тем дороже, а теперь белок. Он стоит в полтора раза дороже жира.

 

Сегодня все предпочитают — по европейской моде — обез­жиренные молочные продукты. А для них нужен белок. И чем его в молоке больше, тем больше можно получить творога. А жир все равно придется убирать.

 

По белку Татьяна продает молоко заводам, а сама по старинке покупает у хозяйств по жиру. Иначе, говорит, у них молоко намного дешевле будет, и если начать покупать молоко у хозяйств по белку, можно просто потерять своих поставщиков.

 

Если говорить о молоке европейского стандарта — с высоким содержанием белка, то начиная с августа закупочная цена на него для переработчиков выросла в 1,7–2 раза. До августа «евросорт» стоил в среднем 9,50–10 рублей за литр.

 

Но с евростандартом у нас плохо. Татьяна два года работает с семью совхозами, но и за это время качество молока упало.

 

— Везут молоко с низкой плотностью при высокой жирности. Из такого творог вообще не получится — будет размазня. У двух хозяйств в молоке повышенное содержание ингибирующих веществ. А надои у некоторых — летом три тонны, зимой — 800 кг. Прошлым летом «ПАМРОСТ» сдавал заводам по 30 тонн молока в сутки, этим — по 17 тонн.

 

При таких перепадах качества и количества, считает Татьяна, от импортного сухого молока отказаться невозможно, сколько бы нашего ни было. Вот и выходит: у российских сельхозпроизводителей, особенно мелких, нет ни денег, ни технологий, чтобы подстроиться под спрос и увеличить свои доходы. А у импортного молока при стабильном качестве и объеме цены зашкаливают.

 

Позднее зажигание

Повышение цен на продукцию сельского хозяйства застало врасплох не только Россию. О первых признаках грядущего подорожания мировая пресса заговорила еще в начале нынешнего года. «Фермерские хозяйства везде — от Айовы до Аргентины — впервые за 30 лет растут в цене быстрее, чем квартиры на Манхэттене и в Лондоне», — писала в феврале International Herald Tribune. Британский деловой журнал Economist тоже предупреждал тогда о неизбежном повышении цен на сельхозпродукцию, объясняя его тем, что американцы интенсивно развивают производство биотоп­лива — альтернативы нефтепродуктам.

 

За рубежом процесс подорожания продуктов питания шел быстрее. Владимир Лабинов рассказывает: «Весной этого года аналитики всех стран мира начали отмечать недостаточное предложение молока, что привело к увеличению его стоимости на мировых рынках примерно в 2,5 раза. Отсюда — по цепочке — подорожание сыров, масла и прочая. Больше всего рост спроса на молоко подстегнули богатеющие миллионы жителей Азиатско-Тихоокеанского региона. В результате с января по сентябрь этого года цены на сырое молоко на внутренних рынках США подскочили на 70%, Австралии и Новой Зеландии — на 50%, Европы и Азии — на 30–50%. Россия отреагировала на эту тенденцию одной из последних. В мире осталось совсем немного стран — Япония, Швейцария, Канада, — которые эта волна еще не накрыла, да и то главным образом потому, что там уже сейчас цена сырого молока выше, чем где бы то ни было».

 

 

Директор «ПАМРОСТа» Татьяна Алексейчук

 

Сегодня министры сельского хозяйства разных стран уже говорят о грядущем глобальном шоке на рынке продовольствия: мировые запасы зерна, по их словам, беспрецедентно низки. А в лексиконе экономистов появился даже специальный термин «агфляция», который придал особую значимость нынешнему росту цен на сельхозпродукцию.

 

В России реальность этой проблемы осознали только осенью — после публикации данных об инфляции за сентябрь. Все интеллектуальные и административные силы кабинета министров были срочно брошены на тушение как всегда неожиданно разгоревшегося пожара, хотя к этому моменту о резком подорожании продуктов, похоже, не знали только в правительстве.

 

Российский продовольственный рынок полностью открыт мировому: мы и экспортируем, и импортируем продовольствие в масштабах, вполне сравнимых с внутренним потреблением. Мы никогда не дотировали своих сельхозпроизводителей (в отличие от Европы, которая только недавно лишила своих фермеров этого послабления), мы никогда не пытались ограничивать экспорт сырья и уж тем более импорт продуктов питания, который рос в последние годы невероятными темпами — подгоняемый укрепляющимся рублем и богатеющим средним классом. Немудрено, что цены на ключевую продукцию сельского хозяйства в России уже почти достигли уровня мировых (см. рис. 4) и модная мировая тенденция — «агфляция» — стала проблемой российских потребителей, причем не только бедных, но и со средним достатком.

 

Заработала торговля

Генеральный директор завода стерилизованного молока «Можайский» Александр Козлов почти все сырье покупает напрямую у хозяйств Тульской, Брянской и Ярославской областей по 13–14,70 рублей за литр. Но эти цены, по его словам, диктуют не производители, а переработчики, то есть предприятия вроде того, которое он сам возглавляет. Именно они первыми ощутили скачок цен на импортное сухое молоко и начали замещать его отечественным. Еще этой весной хозяйства продавали молоко по 7,50–8 рублей за кг при себестоимости 8,5 рублей, то есть себе в убыток. Спрос на российское сырье был очень низок.

 

«Отсчет моего повышения цены идет не от наших потребностей, а от цены, которую диктует мне рынок», — объясняет Александр Козлов. С 1 сентября повышение заводской цены на «Можайское» молоко составило 30%. Больше повышать не получится: завод по рукам и ногам скован соглашениями с крупными торговыми партнерами. «У нас с ними по ценам жесткие договора, и на пересмотр они не идут. Мое повышение учитывает только мои реальные издержки, чтобы выйти в ноль, без убытков», — объясняет директор. Видимо, входя в положение переработчиков, правительство именно им пообещало дотацию ставок на оборотные кредиты.

 

Но в торговле рост цен куда больше, уверен Александр Козлов. На отмене европейских субсидий торговля зарабатывает лишние деньги, утверждает он. Вклад заводов и сельхозпроизводителей в итоговое повышение цены литра молока — порядка 6 рублей, торговля добавила еще примерно столько же — и пакет молока в крупных сетях подорожал с 24 до 36 рублей.

 

По нашим данным, порядка 80% наценки на молочную продукцию делает именно розничная торговля. На Западе накрутка торговых сетей законодательно ограничивается государством и по разным группам товаров в разных странах может составлять от 10 до 50%.

 

Наши крупные торговые сети активно инвестируют в развитие, открывают новые магазины, вытесняя мелкую торговлю и конкурируя с иностранными сетями и друг с другом, оставаясь при этом страшно зависимыми от местных администраций, от их решений по аренде, площадей и проч. Большие прибыли, которые направляются на такую экспансию, — важнейший фактор успеха в этой игре. И именно крупные ретейлеры чаще всего говорят о том, что решающее влияние на повышение цен оказал «глобальный кризис». Между тем система российской розничной торговли быстро реагирует на любые сигналы к повышению цен. Ссылаясь на коммерческую тайну, пресс-службы нескольких крупных розничных сетей отказались давать официальные комментарии на эту тему. Но на условиях анонимности владелец завода, продающего этим розничным сетям свою продукцию, сообщил, что «сетевики» сейчас получают пастеризованное молоко по цене менее 20 рублей, а стерилизованное — по 20–25 рублей за литр. То есть ценовая «накрутка» на него в рознице достигает 80, а в дорогих сетях и 100%.

 

Чего ожидать?

Впреддверии парламентских и президентских выборов мы все чаще слышим от политиков призывы компенсировать рост цен повышением пенсий и зарплат. Высокопоставленные чиновники также уверяют, что повышение уровня минимальной зарплаты и пенсий не оказывает инфляционного давления на экономику. Вот и вице-премьер и министр финансов России Алексей Кудрин на днях успокаивал, что недавнее повышение пенсий на рост инфляции практически не влияет.

 

Особый драматизм ситуации придает политизация инфляции на фоне предстоящих выборов. В это время особенно велик риск принятия скоропалительных и ошибочных решений.

 

Глава аналитической службы «Меркатор» Дмитрий Орешкин утверждает, что «неожиданный» взлет цен на продукты питания уже оказывает влияние на ход предвыборной кампании: «Посмотрите на сводки из регионов. То, что избиратели пришли однажды к прилавкам и обнаружили, что подсолнечное масло подорожало на 20 рублей, а молоко на 10, не могло их не удивить. Чтобы не сказать — раздражить. Перед выборами могут активизироваться те 20–30 процентов электората — и это, понятно, не пенсионеры, — которые вообще на выборы не ходят. Их уже ударили по карману. Сейчас, судя по нашим фокус-группам, рейтинг “Единой России” перестал стремительно расти, как это было после съезда партии. Можно прогнозировать, что от этой ситуации выиграют коммунисты и ЛДПР. Люди уже сейчас ищут альтернативу “ЕР” и проголосуют, конечно, за КПРФ. Я еще молчу про целый пласт населения, который, не разбираясь в хитросплетениях международной экономики, во всех своих бедах винит цент­ристов, а голосует за “красных” по инерции. Но в этом году обязательно задумаются о росте цен и те, кто получает, скажем, от 1 до 3 тысяч долларов в месяц». Если недовольство расшевелит активность именно этого класса граждан, — а его поведением невозможно манипулировать, — можно ждать сюрприза на президентских выборах.

 

 

Сентябрьские цены удивили потребителей

 

Меры, которыми правительство сегодня пытается бороться с «агфляцией»: повышение пошлин на экспорт и понижение пошлин на импорт сельхозпродукции — традиционны, но неизвестно, насколько эффективны. По крайней мере, цены на молоко они точно не сдержат, поскольку основной индикатор здесь — стоимость импортного сухого молока, подорожание которого увеличивает спрос на отечественное. Под давлением правительства торговые сети и производители договорились заморозить цены на ключевые продукты. Но эффективность этой меры также под вопросом. Если бы ограничения ударили только по торговле, то особых потерь не было бы. Но замораживание цен по всей цепочке ударит по сельскому хозяйству и переработчикам.

 

На прежний уровень цены вряд ли вернутся, — это как зубная паста, которую невозможно «вдавить» обратно в тюбик. Важнее сейчас увидеть, как можно из возникшего кризиса извлечь пользу для страны. И главное — не лишить сельское хозяйство шансов, которые у него только-только появляются.

 

На самом деле «агфляция» открывает перед Россией новые возможности, давая ей существенную фору перед развитыми странами. Во второй раз с 1998 года сельскохозяйственное производство становится выгодным объектом для инвестиций: повышение цен на уровне производителя делает эту отрасль гораздо более интересной для бизнеса.

 

Мы ведь еще ничего не делали с нашим сельским хозяйст­вом — эффективность производства здесь еще очень низкая, крупных денег в него никто не вкладывал. При этом наши фермеры и сельхозпредприятия уже привыкли жить с небольшой маржей, поэтому при серьезных инвестициях Россия может сделать серьезный рывок в сельскохозяйственном производстве. Можно сетовать на рост цен и непрозрачность розничных сетей, можно ругать за нерасторопность правительство, а можно начать присматривать себе рабочее место в приличном или даже не очень фермерском хозяйстве. И это — не совсем шутка. Вполне вероятно, что в ближайшие годы именно здесь начнется бурный рост, в том числе и реальных доходов трудящихся.

 

Фото: Игорь Гаврилов для «РР»; Photoxpress; Итар-Тасс

 

 

«Русский репортер» №21(21) / 25 октября 2007

 

Диктатура торговли [ 2 ]

Редакционная статья

Торговые сети в России развиваются бурными темпами. Инвестиции в открытие супер— и гипермаркетов в размере до миллиарда долларов стали в этом году будничным явлением. К примеру, компания Х5, управляющая «Перекрестком» и «Пятерочкой», в начале года заявляла о намерении вложить в развитие $700 млн и открыть 150 тыс. квадратных метров торговых площадей. Не отстают и менее крупные региональные сети. Кемеровская «Кора» намерена инвестировать 6 млрд рублей и открыть 17 магазинов. А новосибирская группа «Холидей Классик» заявляет о начале переговоров по покупке «Коры».

 

В общем, все цветет и пахнет. И неудивительно — если посмотреть на отчеты компаний, сегодняшняя доходность сетей выше, чем почти любого другого бизнеса. Так, в среднем валовая месячная прибыль одного супермаркета может достигать 5 млн рублей.

 

Торговые наценки на основные виды продовольствия доходят до 80–100%, а доля ретейла в окончательной стоимости продукции — до 50%. При этом за счет «платы за вход» торговые компании умудряются изымать у производителя еще часть прибыли.

 

В оправдание ретейлеров можно сказать, что их лихорадочная активность связана не только с суперрентабельностью бизнеса — в ближайшие годы ожидается приход в Россию международных компаний, для которых инвестиции в размере миллиарда долларов не кажутся крупными, и противостоять им смогут только крупные сформировавшиеся российские сети.

 

Однако октябрьский рост цен ясно продемонстрировал, что за торговую безопасность страны в конечном счете платит потребитель. Как показали наши исследования, рост цен не привел к снижению торговой маржи, напротив — ретейлеры увеличили свою доходность в абсолютном выражении.

 

Собственно, стремление получить максимально возможную прибыль естественно для любого бизнеса. Но в большинстве развитых стран аппетиты ретейла ограничивает государство, а в России этого не происходит. И соглашения между правительством, ретейлерами и производителями о замораживании цен вряд ли принесут пользу. Прежде всего потому, что это ничем не поможет нашему сельскому хозяйству, а без его развития стабильность на продовольственном рынке невозможна.

 

Ограничительные меры вообще хороши только тогда, когда носят комплексный характер и направлены как на снижение конечной цены, так и на поддержку производителя. В США, например, установлена предельная норма прибыли торговли на продукты питания, да еще 30% от своих доходов продавцы должны отдавать фермерам. В отдельных штатах ограничения еще более жесткие: в Нью-Йорке и Новой Англии, к примеру, предельная торговая надбавка на молоко не может превышать 50–55 центов за галлон, что составляет примерно 11% от конечной цены. А в целом ряде европейских стран установлена предельная величина разницы между ценой продуктов в рознице и ценой сельхозпроизводителя.

 

Безусловно, и в Европе, и в США никто не ставит задачу пустить ретейлеров по миру. Цель, которая преследуется и декларируется, — «распределение прибыли между агропромышленными предприятиями, переработчиками и ретейлом должно быть справедливым».

 

Конечно, справедливость — понятие относительное, но без перераспределения части доходов в пользу сельхозпроизводителя подъем сельского хозяйства и, как следствие, создание «подушки», смягчающей реакцию продовольственного рынка на мировую конъюнктуру, невозможно.